Хорошо хоть, как удалось узнать, погиб сам Гильдеберт. Значит, о сохранности тайны можно не беспокоиться и вплотную приступить еще к одному небольшому сюрпризцу для князя Константина. Приятный или нет? Странный вопрос, если учесть, что его тщательнейшим образом готовил всю зиму сам рижский епископ, совсем недавно всемогущий властитель всей Ливонии. Теперь, правда, с приставкой «бывший», но отец Альберт считал, что это ненадолго.
Правда, нужен помощник, но это – дело десятое. К тому же должок за князем Константином имелся не только у него одного. Многие жители лишились своих родных и близких. Им в руки навряд ли удастся всунуть арбалет, как простодушному рыцарю Гильдеберту, но ведь мстить можно по-разному.
Подходящий человечек у епископа уже был – купец Петер. Отец Альберт еще во время осады Риги сказал ему все, что думал и по поводу его чудовищного просчета, и по поводу его доверчивости, которая в конечном итоге привела к катастрофе.
Кроме того, он весьма удачно намекнул, что если кто-нибудь из жителей Риги вспомнит, с кем именно прибыл в город Петер, а потом сопоставит с этим дальнейшие события, то даже сам епископ вряд ли сумеет уберечь от возмездия купца и всю его семью. Разъяренная толпа мало склонна к трезвому анализу и холодной логике.
Однако отец Альберт берет на себя эту нелегкую миссию по защите его домочадцев. Нынче же он прикажет подготовить для них несколько комнат, в которые толпа никогда не вломится. Пусть, у него осталось только несколько монахов, но и их сил вполне хватит, чтобы сдержать напор разгневанных людей. Правда, перед этим Петеру надо будет выполнить одно небольшое, но весьма щекотливое поручение…
Но сила вышняя усташа терпети злобныя козни князя Константина, и возгорешися огнь лют и поразиша онаго князя и покараша за грехи его тяжкия, уязвиша в грудь самую. И падоша он аки трава скошена под серпом жнеца небеснаго и бысть о ту пору веселие в домах праведников и плач и скрежет зубовный в жилищах у нечестивцев.
Диавол руцею лыцаря того водиша, коя стрелу железну пустиша на князя пресветлаго и возрыдаша здесь все люди и жители града Риги такоже впадоша в печаль глубокаю. И токмо силаю заступникав небесных и ангелов светлых, и серафимов шестикрылых, и херувимов, и архангелов, и всего воинства небеснаго спасен бысть оный князь для дел ратных и славы великыя, коя ожидаша ево вскорости.
Из Владимирско-Пименовской летописи 1256 года. Издание Российской академии наук. СПб., 1760
Упорство князя Константина поражает, но не восхищает. С высоты прожитых веков отчетливо видно, что здесь он несколько погорячился, осуществив преждевременное нападение на северных соседей и совершенно забыв про свои южные границы, на которые ему как раз надлежало обратить особое внимание.
Проще говоря, на этот раз, пожалуй, впервые за все время, рязанский князь перепутал значимость целей, устремившись в погоню за второстепенной и совершенно упуская из виду главную.
К тому же этот просчет значительно усугубился тем ранением, которое он, по всей видимости, получил во время штурма Риги, из чего напрашивается вполне логичный вывод, что баталии там проходили жаркие.
Объясняется же внезапное ожесточение боев просто. Преимущество внезапности исчезло, а кроме того, уверившись в окончательной победе, Константин, не довершив начатого, снял значительную часть своих войск, причем самую лучшую, и направил их на юг.
Таким образом силы оказались уравновешены, следовательно, невосполнимые потери русских воинов еще больше возросли.
Только нет, не волчьи стаи
Набежали с устья Дона —
То хотят войной татары
Землю Русскую пройти.
«Задонщина»
Вряд ли кто из князей мог предположить, что в следующий раз они соберутся так скоро, всего через три с небольшим месяца после зимней встречи, причем почти в том же составе. Не хватало только родного брата Мстислава Удатного, псковского князя Владимира, который не приехал, сославшись на недомогание.
Отсутствовал и новгородский князь Всеволод – второй сын Мстислава Романовича Киевского. Но здесь причина была иной. Отцовские гонцы просто не застали его на месте. Буквально двумя неделями раньше крикливое новгородское вече постановило, что надо примучить водь, жившую близ озер.
Нево и Онега. Справедливо порешив, что скакать туда придется не один день, да и навряд ли Всеволод согласится спешно вернуться, гонцы повернули обратно.
Не было и князя Вячко. С ним тоже все понятно. В его ведении теперь находилась вся Прибалтика, так что забот немерено.
Не смог приехать и рязанский князь Константин, чье отсутствие не только не обсуждалось, но даже как-то замалчивалось. По слухам, он только-только начал вставать с постели после тяжелого ранения.
«Без него как-то получше. Во всяком случае, спокойнее, – откровенно признавался сам себе Мстислав Романович. – Уж больно настырен рязанец, дерзок не по годам да и чересчур высоко умом летает. Вроде бы не кичится им и силушку свою, чего уж тут скрывать, немалую не выпячивает попусту, но посмотреть – все по его выходит. Получается, один он семи пядей во лбу. Вон как зимой мягко стелил, аж посейчас иные почесываются».
Да и не один Мстислав так думал. Многие помнили, как поклялись в том, что если рязанский князь скинет в море немцев и прочую нечисть, то они изберут его царем. Вот дурни-то! Но кто же ожидал, что он с ними управится, да еще так быстро. Неужто и впрямь теперь царем его выбирать?! Уж больно душа к этому не лежала.