Красные курганы - Страница 66

– А мы начнем все через месяц, – спокойно произнес он и загадочно улыбнулся.

– К весне поближе? – удивился Изибор. – У меня же лошади в грязь по самые бабки уйдут. Какие уж тут сражения?

– Вот именно, – подтвердил Константин. – Так это у тебя. А ты теперь задумайся, каково крестоносцам придется?

– Так они вообще до нас не доскачут. – Лисуня первым понял хитрую мысль своего князя и живо представил себе всю дальнейшую картину.

– А мы им еще и ров выкопаем, – добавил Константин.

– Навряд ли получится. Слыхали они, небось, про такую хитрость, – усомнился Позвизд.

– Во-первых, им деваться некуда. Тут уж либо пан, либо пропал, – начал загибать пальцы Константин. – Во-вторых, слишком велика будет их радость, когда увидят, что трусливые русичи наконец-то вышли в поле на открытый бой. В-третьих, ровики выкопаем совсем узенькие, в локоть шириной, не больше. Опять же снежком их присыплем, как под Коломной. К тому же еще одно не забывайте. Сейчас они слабее всего, а с весны к ним люди из-за моря начнут прибывать.

– А тогда и думать нечего, – передернул плечами Пелей. – Бить их, пока не опомнились, и всего делов.

– Ну что, на этом и порешим? – довольно улыбнулся Константин.

– Вот только договор у нас с ними, – напомнил Коловрат.

После смерти боярина Хвоща Константин поставил именно его во главе всех посольских дел, памятуя непревзойденное умение молодого боярина сглаживать острые углы, талантливо обходить все шероховатости, закручивать разговор так, чтобы собеседники первыми заговаривали обо всех щекотливых проблемах, и подводить их к нужному выводу. Нужному для рязанского княжества.

Однако хитрости, оговорки, недомолвки и прочее он допускал только во время самих переговоров. Едва же составлялся сам договор и высказанные слова превращались в обязательства, как тот же Коловрат считал необходимым выполнять их от и до. Если же князь, по его мнению, забывал о том, что подписи уже поставлены и взаимные клятвы зафиксированы, то Евпатий не стеснялся и напомнить.

– А как же иначе? Ты же меня сам на это место усадил, – разводил он руками. – Выходит, что я для всех соседей первейший блюститель княжьей чести. Уговор как кирпичик. Пока в стену не вложил, крути-верти в руках, как хошь. И туда его примости, и сюда, а то и обтеши легонько, ежели не подходит, на все твоя воля. Но коли в раствор его окунул да в стену вставил – все. Теперь его трогать не моги. А если выдернешь, то остальные сами посыплются, потому как веры твоему слову не будет.

Особых разногласий у боярина с Константином до этого времени пока что не было, поскольку оба придерживались одинакового мнения, и вот теперь, судя по всему, князь собирался впервые на памяти Коловрата нарушить данное слово. То, что уговор был подписан с латинянами, значения не имело. Какая разница, хоть с чертом, но ведь договорились и вдруг на попятную. Как же так?

Евпатий оторопело посмотрел на князя и вновь настойчиво повторил:

– Так как с уговором мирным быть? Негоже как-то выходит.

– Гоже, – поправил его Константин. – Выйдет все гоже. Во-первых, к нам истинные хозяева приехали. Чья земля, тот ею и распоряжается. К тому же есть у меня одна мыслишка. Думаю, что не мы тот уговор нарушим, а крестоносцы. Они на нас первыми нападут. Но об этом потом. Завтра мы дадим свое согласие, и тут же надо будет начинать подготовку, пока есть кому для нас на бумаге начертить все реки и леса, указать все замки немецкие и сообщить, сколько людей в каждом из них. Словом, дел предстоит изрядно.

Во время второй встречи все случилось именно так, как безошибочно предсказал Константин. Выступив вперед, старый Анно со вздохом произнес:

– Когда наших людей в роще осадили враги, они кричали: «Таареми та!», но никто не спустился с небес, чтобы помочь своим сынам. Видать, наши боги стары и не могут устоять перед новыми, как мне ни больно это говорить. Однако и ты, княже, должен дать свое крепкое слово, что мы, как в старину, сможем ходить с нашим Пекко по полям во время сева, что ты не будешь травить собаками наших тоорумеесов, будто они дикие звери, что ты не тронешь священные места, где мы приносим жертвы Калевиноэгу.

– Клянусь, – негромко произнес Константин.

– И еще одно. Одни боги не должны мешать другим богам, вот почему нам хотелось бы услышать от тебя обещание не ставить свои святилища на заповедных местах, где живут наши духи.

– И в этом клянусь, – подтвердил Константин.

В остальных вопросах особых проблем тоже не возникло, так что бумаги вскоре были составлены и еще раз зачитаны вслух. Вместо подписи каждый из старейшин должен был приложить к ней свой палец.

Первым к столу, где незаменимый Пимен уже держал наготове тряпицу, обильно смоченную чернилами, подошел кунигас семигаллов Вестгард. Гордый старейшина скептически посмотрел на тряпочку, услужливо протянутую ему монахом, насмешливо хмыкнул и отрицательно покачал головой:

– Сегодня мы себя и весь народ свой тебе передаем, княже. Для такого случая не чернила надобны.

Никто не успел даже опомниться, как он выхватил из-за пояса старый кремневый нож и с маху полоснул себя по подушечке большого пальца.

Глядя на обильно выступившую кровь, он удовлетворенно заметил:

– Вот теперь дело. Отныне и навеки, до тех пор, пока ты будешь верен своему слову, наша кровь принадлежит тебе, князь Константин Володимерович. Бери и владей.

И Вестгард с маху придавил окровавленный палец к желтоватому листу пергамента, оставляя на нем четкий кровавый отпечаток капиллярных линий, посреди которых высветился легкий шрамик, похожий на латинскую букву «V».